Они это сделали *ржот*

@темы: Mark Gatiss, Йумор, gif, tumblr такой tumblr

---

Гифки

- Шееерлок
- Ты милый, Лестрейд...

@темы: Martin Freeman, gif, Sherlock BBC, Benedict Cumberbatch, Rupert Graves, tumblr такой tumblr, pic

---

Дорогие дайровцы! Санкт-Петербург.

Поступило очаровательное предложение от великой  jules.!!! Сходить в театр в эту субботу.
Учебный театр «На Моховой»
Декамерон

Премьера.

Режиссер: Ю.Красовский
Автор: Джованни Боккаччо
Актеры: Курс Ю.М.Красовского (3 и 4 курс)
Продолжительность: 03:00, спектакль идет с одним антрактом.

Спектакль «Декамерон», по мотивам знаменитых новелл Джованни Боккаччо. Флоренция, повсюду свирепствует Чума, вселяя в людей страх и погружая в пучину безысходности. На сцене Арлекин и Харон, рассуждают о смерти и любви, их беседа и объединяет новеллы автора. Жизнерадостный Арлекин побеждает в споре и к концу первого действия сцена незаметно, но верно преображается – краски захватывают главенствующее место в костюмах, а схематичность сценографии уступает пиршеству и буйству фантазии. Канва спектакля дополняется хореографическими вкраплениями, пластические миниатюры занимают важное место в этой премьерной постановке. Ну а слух зрителя усладят настоящие старинные итальянские баллады, которые актеры исполняют на итальянском языке. Конечно, невозможно инсценировать все новеллы гения Возрождения, режиссер выбрал несколько историй, но все они о темах актуальных и сегодня. О фривольности новелл Боккаччо знают все, но именно за ней кроется настоящая сила любви, Любовь побеждает человеческий страх перед Чумой. Естественно, артисты не опускаются до физиологии на сцене, но без любви никуда. Все смешается в «Декамероне» - театральные шутки и шалости, эксцентрика, фарс, хореографические опыты и лирические сцены. И если первое действие – это трагизм смешанный с комизмом, то второе действие – это буйство красок и юношеская радость, веселье и жизненный оптимизм. Озорная стилистика авторского материала не даст соскучиться ни актерам, ни зрителям. @
Суббота 15/01/11
18:00
Учебный театр "На Моховой"
Декамерон

Партер: 250.00руб. — 350.00руб.

@темы: ВНЕЗАПНО!, Люю, news, offline, theatre, ПЧ

---

сделала коррекцию ногтей...

@темы: Фото

---

Читать всем!!! Оно... ОГОГО!

07.01.2011 в 15:21

Пишет  Sherlock BBC:

Sherlock Santa
Название: ---
Автор: Lady Ninka по заявке marla666
Бета copannan
Рейтинг: PG
Категория: romance, gen, humour.
Дисклаймер: Конан Дойль в своё время неловко выразился и разрешил делать с ними что угодно. Грех не следовать его заветам.
Персонажи:Лестрейд/Майкрофт, Шерлок/Джон фоном.
По заявке: Фик Майкрофт/Лестрейд. Можно пре-слєш. Приветствуется романс, ЮСТ и херт/комфорт, а также ангст, возможно - десфик. *Чем больше мыслей этих персонажей и описания их жизни/характеров, тем лучше. Но съем и юмор и стеб))*
Авторские примечания: Автор завалил все сроки, очень, очень сожалеет и вешает сырой фанфик. Отредактированным окончательно он будет повешен куда-нибудь позже. А ещё автор всегда мечтал написать фик в одно предложение, что вряд ли звучит убедительно в свете последующих 16 вордостраниц. Двойная линия разделителей - начало и конец флэшбэка.

- Ты идиот! – шёпотом вопит Лестрейд, кажется, именно тогда впервые называя его на «ты».
- Грегори, какого чёрта вы здесь делаете? – высокомерно грубить человеку, который вытаскивает тебя из-под пуль буквально на руках, может, и невежливо, но Майкрофту сейчас не до светских условностей.
- Вы достали меня! Своим пренебрежением к собственной жизни – достали! Оба – достали! – инспектору, впрочем, тоже не до вежливости. Он сгружает бледного и злого, как тот самый дьявол, Холмса за какое-то хлипкое укрытие из полусгнившей груды ящиков и, чуть переведя дух, осторожно выглядывает с целью разведать обстановку.
- Я ещё раз повторяю свой вопрос, - с ледяной яростью шепчет Майкрофт. Даже в порыжевшей от времени кожаной куртке, какой-то потёртой водолазке и мешковатых джинсах Холмс умудряется выглядеть ничуть не менее официально, чем обычно, хотя в боку у него противно и влажно, горячая влага стекает под свитером и впитывается в омерзительно промокший пояс брюк.
- Мимо проходил, - цедит сквозь зубы Лестрейд. Не признаваться же, что сознательно шпионил за персонифицированным британским правительством.
- Понятно. Вы просто проходили мимо по сети подземных складов с боеприпасами. Я так и понял. Очевидно. И как я сразу… - Холмс задыхается, частично от негодования, частично – потому, что инспектор с силой зажимает ему рот ладонью, да ещё и грозно шикает.
Оба они насторожено следят за приближающейся и явно недружественной фигурой. Боевик останавливается у ящиков, вертит головой, и, кажется, действительно их не замечает. Лестрейд медленно достаёт пистолет, неторопливо прицеливается, спускает курок.
Щёлк.
- Я же просил вас проверять патроны, - спокойно говорит Холмс.
С пустой обоймой на складе боеприпасов. Какая ирония.
- Если нет патронов, - светлым голосом говорит Лестрейд и встаёт в полный рост, - то никогда не поздно пустить в ход приклад.
И с душой опускает револьвер между ясных глаз незадачливого боевика.

***
Повязку, наскоро сооружённую из рубашки инспектора, они в конечном счёте всё-таки наложили, отпуская в процессе нелестные комментарии по поводу врачебных навыков друг друга. Медицинские навыки и впрямь были весьма посредственны. Кровь не останавливалась.
- Ну и где же твои чёртовы архангелы, - раздражённо спрашивает Лестрейд.
К удивлению инспектора, Майкрофт смотрит на него с каким-то новым интересом во взгляде.
- Вы заметили, - говорит он.
- Что я заметил? – глупо моргает Лестрейд.
- Архангелы, - непонятно объясняет Холмс. Лестрейд снова моргает, и Холмс закатывает глаза. – О нет, ну конечно нет. Вы ничего не заметили. Просто фигура речи, да?
- Погоди, - Лестрейд шевелит губами, вспоминая про себя имена майкрофтовых телохранителей.
Эндрю, Джон, два Джейкоба… Якова…
- Их у тебя что, двенадцать? – неверяще спрашивает инспектор.
- Одиннадцать, - поправляет Холмс и в ответ на непонимающий взгляд поясняет: - Я предпочитаю с самого начала обходиться без Иуды.
- Хам, - удивлённо качает головой инспектор. – Богохульник. Всякого от тебя ожидал, но чтоб такого…
Майкрофт скупо улыбается, облизывает ужасно пересохшие губы и прикрывает глаза. Его неудержимо клонит в сон.

***
- Эй, ты! Не смей отключаться!
Холмс с трудом разлепляет веки. Похоже, его куда-то везут. Наверное, «архангелы» наконец нашли их. Главное, чтобы ему не пришлось в самом скором времени встретиться с их библейскими прототипами, думает Майкрофт и поворачивает голову.
Лестрейд сидит рядом и тревожно смотрит на него.
- Грегори, - хрипло выталкивает из сухого наждачного горла Холмс. – Вы что же, беспокоитесь обо мне?
- Ну уж, - фыркает инспектор. – Ты банально не имеешь права умереть раньше, чем я раскрою это чёртово дело!
- О, - неожиданно ясным голосом говорит Майкрофт. – О.
- Что?
- Кажется, я буду жить вечно.

***
Лестрейд стоит перед дверью палаты и раздражённо теребит воротник больничного халата.
От двери его отделяют только несколько шагов и помощница Майкрофта, вежливая, но непреклонная.
- Он никого не принимает. Нет, совсем никого. Нет, он не говорил ни о каких исключениях. Сожалею.
- Впусти его, - повелительно доносится из палаты.
- Как вас записать? – невозмутимо спрашивает женщина-привратник.
- Запиши как «Пол», - доносится из-за двери прежде, чем Лестрейд успевает открыть рот.
Женщина согласно кивает и отходит в сторону, давая инспектору дорогу.
- Пол? – спрашивает инспектор, заходя в палату. Майкрофт возлежит на больничной койке с величием, достойным лучшего обрамления.
- Павел, - кивает Холмс, и, видя, что понятнее инспектору не стало, раздосадовано поясняет: – Он был призван уже после воскрешения Христа.
- Ты не охренел с такими параллелями? – ошарашено качает головой инспектор. Он-то думал – уже привык ко всему.
Майкрофт холодно улыбается и молчит. Единственная тема для беседы исчерпана.
- Ну, я, собственно, это, - спустя пару минут леденяще вежливого молчания говорит Лестрейд. – Я только узнать, всё ли в порядке. Всё-таки врачи из нас обоих те ещё.
- Да уж, - на полградуса теплее улыбается Холмс и едва заметно морщится, вспоминая бурные и весьма болезненные попытки адекватно перевязать рану рубашкой. – Всё в порядке, Грегори. Благодарю за такую своевременную попытку шпионить за мной, - хмыкает он. Инспектор пожимает плечами, даже не пытаясь оправдываться, и как будто ждёт чего-то.
– Разумеется, я подумаю о материальном эквиваленте устной благодарности, - наугад предполагает Майкрофт, и по углубившейся складке между бровей Лестрейда понимает, что промахнулся.
- Не нужно, - морщится инспектор и, коротко попрощавшись, покидает помещение.
Холмс откидывает голову на подушку и хмурится. Что-то где-то пошло не так, и он хоть убей не понимает, где. А он не любит и не хочет, не умеет не понимать.

Выходя из палаты, Лестрейд на секунду задерживается рядом с помощницей органайзером, осенённый внезапной догадкой.
- Скажите, - спрашивает он, - вас, случайно, не Мария зовут?
- Я предпочитаю Мэри, - вежливо улыбается она и совсем не удивляется, когда инспектор бессильно опускается на больничную скамейку, прячет лицо в ладонях и начинает смеяться.
Кто-то суёт ему в руки стакан. Лестрейд залпом выпивает содержимое, не особо интересуясь составом.
- Босс сказал, когда ты начнёшь смеяться, дать тебе валериановых капель, - говорит Пётр, начальник личной охраны Холмса. На «ты», надо же. Кажется, свеженаречённый Полом инспектор автоматически стал своим в рядах майкрофтосвиты.
Лестрейд бросает на Петра взгляд слезящихся глаз и ржёт уже в голос, не в силах остановиться.
- … а когда это не поможет, он сказал несколько раз ударить тебя по лицу.
Лестрейд давится смехом и внимательно смотрит на телохранителя снизу вверх.
- Нежно, - неуверенно добавляет амбал и под сверлящим взглядом детектива медленно опускает занесённую было руку.

***
Первое, что видит инспектор, войдя в свою квартиру – аккуратный свёрток ровно посередине прихожей. Он бы не удивился, если бы оказалось, что расстояние от стен отмерено по линейке.
О том, что свёрток вполне может оказаться презентом от какой-нибудь банды, которой он в своё время крупно насолил, Лестрейд даже не задумывается. Он слишком измотан для предосторожностей. Поэтому он недрогнувшей рукой потрошит загадочный свёрток и ещё некоторое время тупо смотрит на аккуратно сложенную дорогую рубашку, оказавшуюся внутри. Потом разворачивает её, и на пол планирует прямоугольный листок.
«Ну уж рубашку я вам должен в любом случае.
МХ.»
Лестрейд слабо улыбается.
Рубашка, естественно, сидит идеально.

*** *** ***
*** *** ***
- Добрый вечер, инспектор.
- Дьявол!
Лестрейд подскочил и щедро плеснул на пол горячего кофе. Он же вышел из кабинета всего на пару минут!
- Ну, я не стал бы решать вопрос идентификации моей личности столь радикально.
- Кто вы и как сюда попали, чёрт вас подери?!
- Ну как же, - человек в его кресле вальяжно закинул ногу на ногу и вежливо улыбнулся. – Вы же сами не заперли за собой дверь. А между тем на вашем столе я вижу конфиденциальные документы, пропажа которых была бы чревата для вас большими неприятностями, – гнусный и в высшей степени подозрительный тип поворошил бумаги кончиком, о боже, элегантного чёрного зонта-трости. Пара листов спланировала в кофейную лужу, но гибель документов сейчас интересовала Лестрейда меньше всего.
- Не пудрите мне мозги, - дёрнул бровью детектив, страстно мечтая, чтобы его револьвер сейчас был при нём, а не в кобуре, висящей, кстати, на спинке того самого стула, вот же. – Кто вы такой и что вам здесь надо?
- Не нервничайте, инспектор, - лениво сказал тип, неторопливо стянул со стула кобуру и швырнул её Лестрейду. – Так вам будет спокойнее?
- Вполне, - отозвался детектив, неторопливо освобождая револьвер от кобуры и направляя его на незваного гостя, не видя в своих действиях никакого противоречия. – Спасибо. Так на чём мы остановились?
- Вы спрашивали, во-первых, кто я, а во-вторых, что здесь делаю, - дружелюбно улыбнулся подозрительный субъект. Впрочем, от такого дружелюбия было впору забиться под стол и оттуда уже умолять больше так не делать.
- Именно, - кивнул инспектор и перехватил револьвер поудобнее. – Итак?
- Хорошо, - тип удобно устроил локти на ручках кресла и сложил пальцы домиком у подбородка в неуловимо знакомом жесте. – Итак. Кто я. Заинтересованная сторона.
- Заинтересованная в чём? – нахмурился инспектор.
- А. Это уже ответ на вопрос «что мне здесь надо».
Лестрейд выразительно щёлкнул предохранителем. Что было ещё более выразительно проигнорировано.
- К вам, дорогой инспектор, недавно попало одно в высшей степени занятное дело.
- Ко мне поступает огромное множество занятных дел.
- Дослушайте меня до конца, - снова растянул губы в улыбке гость. Лестрейд поёжился. Человеку с револьвером в руках вроде бы не с чего чувствовать тревогу, но сейчас инспектору почему-то казалось, что, несмотря на оружие в его руках, под прицелом находится всё-таки он сам. - Два дня назад к вам в участок поступил труп, найденный командой баржи в Темзе.
Инспектор вскинул брови. Почему из всех возможных вариантов лощёного типа заинтересовал именно этот?
- Причиной гибели трупа, - продолжал тем временем посетитель, - несмотря на место его обнаружения, без сомнений, стало пулевое ранение в сердце, не правда ли?
Лестрейд согласно кивнул, подумав, что расстреляет свою ленивую группу судмедэкспертов, всё ещё не предоставивших ему отчёта. Он-то до сих пор считал, что этот товарищ был несомненным утопленником.
Чёткое ощущение, что незнакомец за его столом в курсе его неведения, не делало жизнь приятнее.
- И вот тут начинается самое интересное.
- Да?
- Да. Я в полной растерянности, - доверительно сообщил тип.
- Да? – инспектор почувствовал, что его вклад в диалог становится всё ничтожнее и ничтожнее.
- Именно. Даже не знаю, как вам это сказать, - тип задумчиво приложил пальцы к губам. - Вобщем, инспектор. Вы человек честный, прямой, неподкупный – и всё это не было комплиментами, поверьте мне. Спросите ещё раз «да?» - сильно пожалеете.
Лестрейд захлопнул рот и выразительно покачал револьвером, напоминая, кто здесь хозяин положения – хотя бы себе.
Тип удовлетворённо кивнул. Недвусмысленно направленного на него оружия он явно не замечал. Да ещё и сам отдал его в руки Лестрейда. Подозрительно? Ещё как.
- Поэтому, минуя стадию безуспешных подкупов, посулов и улещиваний, я, с вашего позволения, сразу перейду к делу.
«То есть к угрозам», - мысленно отконвертировал детектив.
- С вашей стороны было бы очень мило закрыть это дело.
Инспектор сначала отстранённо отметил, что последние три слова произносились явно с прописной буквы, о боже, этот человек умел говорить капслоком, и только потом понял собственно содержание просьбы.
- Чего? – невежливо вылупился на нахала Лестрейд и даже опустил от удивления ствол. – Каким образом и, главное, с какой стати?
- Ну придумайте что-нибудь, инспектор, – кажется, это обращение доставляло гостю удовольствие, он совершенно гнусным образом выделял его интонациями. То ли пробовал на вкус, то ли намекал на возможность смены должности в самом ближайшем времени и не в самую лучшую сторону. – А причины? Ну хотя бы потому, что я попросил. Пока ещё только попросил.
Незнакомец убрал пальцы от губ и энергично выбил ими дробь по краю столешницы.
- Так, с этим всё. Не буду больше отнимать вашего драгоценного времени и заставлять вас и дальше стоять на холодном полу в этих, вне всякого сомнения, дизайнерски подобранных носках.
Инспектор зло стрельнул глазами на батарею, где сушились его вымокшие насквозь в лондонской предрождественской слякоти ботинки, и перевёл глаза на ноги. Конечно же, носки были демонстративно разными, конечно же, один из них был вопиюще рваным. Когда инспектор выскакивал на минутку за кофе, он как-то об этом не задумывался.
- Ээээ! - неконструктивно запротестовал инспектор, заметив, что гость поднялся и явно намеревается уходить, и снова вскинул револьвер.
- Что-то не так? – поднял брови кошмарный человек.
- Всё не так! Вы останетесь на месте и будете здесь сидеть, пока я не вызову охрану, - решительно заявил Лестрейд, доставая из заднего кармана телефон.
- Я бы на вашем месте не стал этого делать, - предостерёг его тип. – Тем более посмотрите, какая неожиданность, у вас совсем нет связи.
Лестрейд недоверчиво посмотрел на показатель сети и злобно отшвырнул бесполезный телефон в угол. Происходящее перестало быть настораживающим и стало отчётливо угрожающим.
Незнакомец тем временем обогнул стол и, приблизившись к Лестрейду на расстояние вытянутой руки с револьвером, с интересом оглядел оружие.
- И ещё, инспектор, - с сочувствием сказал он, наклоняясь и заглядывая прямо в глаза детективу. Дуло пистолета упёрлось незнакомцу в грудь, но его, видимо, это совершенно не волновало. – На будущее. Если уж берёте оружие из рук подозрительных личностей, проверьте хотя бы, заряжено ли оно. А то, честное слово, неловко.

Осторожно обойдя окаменевшего инспектора, невозможный гад направился к выходу, и, уже открыв дверь, добавил:
- И я ещё раз вам напоминаю, я ни в коем случае не дьявол. Не понимаю, почему многие так меня называют. Совершенно необоснованно. До свидания, детектив-инспектор Лестрейд.
Дверь за посетителем закрылась.
«Вот же дьявол», - запоздало подумал инспектор, вздрогнул и добавил пару непечатных определений, уже вслух. Потом торопливо откинул барабан и присовокупил ещё несколько, особенно забористых.
Барабан, естественно, был пуст.
Лестрейд глубоко вздохнул. Моргнул несколько раз, стирая с сетчатки чужие глаза с выражением усталой и безразличной вечности. В принципе, ничто не мешало инспектору сделать так, как попросил его этот человек. Ну, кроме растоптанной гордости и вывернутых наизнанку моральных принципов.
С одной стороны, с его профессией гордость и принципы уже давно превратились в потрёпанный, грязный и вшивый коврик для ног. С другой стороны, тонкое на неприятности чутьё подсказывало, да что там – истерично визжало, что с проблемой такого уровня инспектор сталкивается в первый раз. И, если не повезёт – в последний.
Инспектору никогда не везло. Медицинский факт. Если бы, например, он играл с тем остроумным маньяком-кэби в его игру, то можно было быть уверенным – отравленными были бы обе бутылочки. Причём не по злому умыслу коварного таксиста – абсолютно случайно. Лестрейд сумел сделать из этой черты характера стратегию жизни.
Детектив задумчиво прошёлся по кабинету. Таких вот лощёных прилизанных гадов (то ли правительство, то ли бандит, а скорее - как тамагочи, два в одном), которые играли во властелинов мира, он видел не один десяток. Все они так или иначе, не сумев договориться с Лестрейдом напрямую, брали неподкупного, несговорчивого и бесстрашного сначала по молодости лет, а потом от полного безразличия к своей судьбе детектива измором – через сговорчивое, купленное и запуганное начальство. И в какой-то момент Лестрейд устал. Махнул рукой. Что на детские мечты о свободе и справедливости для всех и каждого, что на уже более сознательные и куда более робкие надежды на относительно чистую совесть. Это уже потом он понял, что относительно чистой совести не бывает, и запятнать совесть чуть-чуть не получится. И нечего тогда подставляться из-за какого-то утопленника. Что он ему, родственник, что ли? Да кому он вообще нужен такой, утопленный. Да ещё и с пулей в сердце.
Лестрейд решительно подошёл к столу, уверенно снял с рабочего телефона трубку и храбро набрал номер.
- Андерсен? Помнишь, к нам поступил труп, ну тот утопленник? – Это дорого ему обойдётся. - Помнишь, я говорил, что собираюсь передать его другому отделу, потому что нечего нам чужие трупы подсовывать, у нас своих хватает? – Очень, очень дорого. - Так вот. Я лично буду заниматься этим делом, слышишь, лично! И чтобы к завтрашнему дню результаты обследования были у меня на столе, разгильдяи чёртовы!
Лестрейд шваркнул трубкой по базе. В углу комнаты призывно замигал телефон, оповещая о входящем сообщении.
«Вызов принят, инспектор. До скорой, очень скорой встречи. Берегите себя.
МХ.»
Лестрейд сглотнул и медленно опустился в своё кресло. Его фирменная удача снова сработала на все сто.
На батарее медленно шкворчали швами подсыхающие ботинки.
***
Инспектор сидел в кабинете и сосредоточенно курил. Да, он снова начал курить. И всерьёз рассматривал идею алкоголизма. И к чёрту статистику и минздрав!
Мысли не складывались. Дело не складывалось.
Имя убитого – Айвор Брейсгирдл (вот наградили же родители!), возраст – 21 год, двоюродный брат мистера Хейворта Трейси. Погиб действительно от выстрела в сердце – Лестрейд каждый раз морщился, перечитывая эту строчку досье, поморщился и сейчас, - из стандартного армейского пистолета, отследить такой в лондонских дебрях практически невозможно. Труп был сброшен в Темзу неизвестно где и пробыл в воде не менее недели.
Лестрейд с душой вдавил сигарету в забитую до отказа пепельницу и запустил руки в волосы. Вот и всё, что удалось накопать за неделю адовой работы. Если учесть, что заключения медэкспертизы прибыли на следующий день (вместе с успокоительным от Андерсена, которому втыки злобного начальства категорически не нравились), а имя и небогатая информация нашлась через день у соседнего отдела, который давно уже мусолил дело об убийстве восьмилетней Элизабет Трейси, дочери Хейворта и племянницы Айвора соответственно, дело выглядело совсем тухлым. Впрочем, как и сам Айвор, мрачно и цинично подумал инспектор. Соседний отдел, кстати, с огромным облегчением сбагрил инспектору дело маленькой Элизабет, и, кажется, праздновал счастливое избавление до сих пор. Грегсон в благодарном порыве даже пожал Лестрейду руку.
Не то чтобы дело было очень сложным, не то чтобы оно было безумно запутанным. Просто в нём катастрофически не хватало данных, а получить эти данные инспектору кто-то методично и последовательно мешал. Это кто-то, ко всему прочему, не скупился на гнусные подначивающие смски с разных номеров за неизменной подписью «МХ», на которые инспектор сначала сердился и периодически менял сим-карты – без какого либо результата, потом не менее язвительно отвечал, потом просто ругался, а потом перестал замечать их.
Для начала папка с делом просто и банально пропала с его стола. Инспектор хмыкнул и распечатал ещё один вариант, так как был не дурак и заблаговременно сохранил информацию на флешке.
На следующий день папка пропала ещё раз, флешку он как-то внезапно и, ах, совершено неожиданно потерял, домашний компьютер поразил внезапный вирус, а с винчестера компьютера в его кабинете благодаря нелепой оплошности ремонтников пропала вся информация. Отдел бегал по потолку и вопил благим матом, инспектор же мрачно улыбался и мечтательно поглаживал по матовой панели свежекупленный ноутбук с копией дела. Ради интереса он заскочил в интернет-кафе и вышел на свою почту, куда тоже посылал копию, и даже испытал некоторое удовлетворение, когда увидел, что содержание сообщения удалено и заменено на ещё один ехидный комментарий за знакомой подписью, который он даже читать не стал.
Потом атаки посыпались со всех сторон: внезапное отключение электросети во всём здании в самый неподходящий момент; неожиданные финансовые трудности в отделе, из-за которых вести это дело дальше было невмоготу, и так далее, и тому подобное. А потом Андерсен сломал ногу. Судмедэксперт вращал глазами и с пеной у рта клялся, что подскользнулся на ровном месте и ну не мог так сломать ногу при падении, но инспектор крепко сомневался на этот счёт. Он пару раз имел честь быть свидетелем, как находившийся в сильном подпитии Андерсен храбро и неудержимо лез сражаться с фонарными столбами. Кроме того, загадочный МХ отчётливо чурался грубых физических методов воздействия, по крайней мере пока. Так что перелом не считался. Но тут уж одно к одному.
Закончились тем, что детектива вызвал к себе начальник, долго мялся, разводил руками, пожимал плечами, шмыгал виновато носом и наконец родил: Лестрейд, оказывается, отстраняется от ведения этого дела и обязан сдать его на руки обратно Грегсону в течение 24-х часов. Инспектор внимательно посмотрел в бегающие начальственные глазки, вздохнул, ультимативно потребовал в таком случае отпуск, получил его от виноватого начальства почти без проблем и ушёл, не поленившись хлопнуть дверью на прощание.
Грегсон, принимая дело обратно, даже уронил скупую мужскую слезу, но ничего не сказал. Понятное дело – служба.
Но настоящие масштабы катастрофы инспектор постиг только тогда, когда, узнав от Грегсона, что длинный нос единственного в мире консультирующего детектива уже дотягивался и до этого дела, пошёл на поклон к Шерлоку.
Холмс сам открыл дверь, не пустил инспектора дальше коридора, а когда Лестрейд заикнулся было о Брейсгирдле (а о такой фамилии можно было только заикнуться, с первого раза выговаривать её инспектор ещё не научился), Шерлок окаменел лицом, сказал, что такие глупости его никогда не интересовали, нет, он не возьмётся за это дело, и не соизволил бы инспектор покинуть квартиру. Нет, Холмс ничего не знает про это дело, нет, точно не знает. А если инспектор рискнёт заявиться с облавой, то он, Холмс, собственноручно спустит его с лестницы, а Андерсена нашпигует припарками миссис Хадсон так, что они у того из ушей полезут, потому что Джон Уотсон болен и ему нужен покой. Ну хорошо, чёрт побери, хорошо, ранен, да, давно, нет, опасности для жизни нет, уже нет, но покой ему всё равно нужен, так что не соблаговолит ли инспектор убраться к чертям собачьим, пока доктор не проснулся?
И инспектор убрался, а что было делать. Но сила, которая может повлиять даже на независимого Шерлока Холмса… Боже мой, в какую такую неприглядную субстанцию вляпался инспектор на этот раз?
И что это такое – «МХ»?
***

- Здравствуйте, инспектор.
К чести Лестрейда, он сначала аккуратно припарковался у обочины, а потом уже звучно выругался, выхватил револьвер и обернулся. Не то чтобы он не ожидал такого развития…
Ну хорошо. Вот это было до дрожи внезапно.
Незабвенный лощёный тип, элегантно восседающий на заднем сидении его автомобиля, выразительно вскинул руки в успокаивающем жесте.
- Теперь он заряжен, - процедил Лестрейд. – Я проверял.
- Когда? – невинно осведомился тип.
Лестрейд в ответ молча направил ствол в потолок и только тихо сглотнул, когда вместо оглушительного выстрела раздался унизительно холостой щелчок.
- Кстати, инспектор, - сочувствующе позвал мерзавец на заднем сидении. – Если вы сейчас посмотрите в зеркало заднего вида… да, вот так. Захватывающее зрелище, не правда ли?
Инспектор нервно прищурился. В зеркале было отчётливо видно, как на его лбу дрожат две круглые красные точки.
- В прошлый раз вы их не заметили, но почувствовали, - это не было вопросом. - Они появляются каждый раз, когда на меня направляется оружие, опция по умолчанию, так сказать. Но с вами, впрочем, эта услуга мне без надобности, - подлец лениво махнул рукой. - Эндрю, Джон, отбой.
Инспектор снова глянул в зеркало. Точки пропали.
Из потрёпанной старушки-вольво неподалёку выбрались два серьёзных молодых человека в чёрных костюмах и деловито затрусили к подъехавшему чёрному «ягуару», совершенно изумительному «ягуару» - инспектор не смог бы купить такой, даже заложив свой дом и пустив с молотка мебель, книги и бывшую жену - после чего тут же удалились в неизвестном направлении.
Инспектор хрипло выдохнул.
- Кто вы такой, в конце-то концов, - это прозвучало совсем не гордо.
Знакомый незнакомец растянул губы в улыбке.
- Вы голодны, инспектор?
***

- Знаете, мистер МэХа, - сказал Лестрейд, когда искрящее молчание, повисшее над столиком, уже порядочно ему осточертело. – Вы должны мне кучу денег.
«МэХа» вопросительно вскинул брови.
Они сидели в каком-то затрапезном на вид кафе. Инспектор решил, что выбор пал на это заведение только потому, что встретить здесь кого-либо знакомого его собеседник просто не мог. Лестрейд взял себе чашку кофе. МХ – инспектор уже давно повадился про себя называть его так, - не взял ничего. Это нервировало.
- Четыре флешки – раз, - для наглядности принялся загибать пальцы Лестрейд. – Домашний компьютер - два, рабочий – три. Затраты на печать документов – четыре; ноутбук, который совершенно случайно выбили из рук под колёса машины – пять; отпуск за свой счёт – шесть. Две обоймы патронов, в конце-концов, семь…
- Инспектор, побойтесь бога, - укоризненно покачал головой МХ. – Флешки – ну как можно быть таким рассеянным, нужно ведь следить за своими вещами. Компьютеры – инспектор, инспектор, сайты ммм подобного толка всегда кишат вирусами, немудрено, что вы словили несколько; - инспектор поморщился. Это был подлый приём, вот прямо сейчас. - Что касается рабочего – Скотланд-Ярд всегда скупился на хороших системных администраторов, вот и результат. Насчёт ноутбука – прискорбная случайность, но надо же было крепче держать его при себе в час пик. Отпуск – помилуйте, а кто же вынуждал его вас взять? Это ваше личное желание; кроме того, когда бы вы ещё выбрались отдохнуть, так что это скорее благодеяние. Обоймы – а если бы вы, находясь в столь нервном состоянии, случайно нажали бы на курок?
- Ага! Значит, вы признаётесь, что обоймы – ваших рук дело!
- Зато я спас вам обшивку машины и, скорее всего, ногу: под таким углом к потолку пуля непременно срикошетила бы куда-нибудь в вас.
- Ещё раньше мне вышибли бы мозги, - мрачно огрызнулся Лестрейд. – Причём два раза.
- Это тоже внесёте в список ущерба?
Инспектор помолчал, переваривая ту щедрую порцию яда, которой сочился голос его оппонента.
- Послушайте, - спустя пару минут устало сказал он. – Что вам от меня нужно? Я имею ввиду, всё это было здорово сработано и наверняка забавно, и это появление в пустой машине на полном ходу, но у вас ведь есть куда более действенные способы заставить меня бросить это дело раз и навсегда. А вы их почему-то не применяете.
- Я стараюсь не применять такие методы без особой нужды, - размеренно ответил тип. – Современное общество их не поощряет. Но, с другой стороны, вы правы, инспектор, ваша ситуация как раз подходит под определение «особая нужда».
- Так почему нет? – смиренно спросил Лестрейд, уже готовясь услышать что-то вроде «а действительно, почему» и звук выстрела. Или удара по голове. Или на него упадёт рояль, почему нет, действительно.
- Знаете, инспектор…
- У меня есть имя.
- Хорошо, Грегори, - легко согласился тип, и инспектора передёрнуло. Он даже не подозревал, что в его имя можно вложить такую гамму иронично-презрительных интонаций. Он вообще-то намекал, что к нему можно обращаться по фамилии. От имени веяло чем-то домашним. Так его называл очень узкий круг людей. Ну очень узкий. С момента развода – фактически несуществующий.
Слышать это в чём-то даже интимное обращение от гладкого бандита с холодными глазами убийцы было ужасно неприятно.
- А вы так и не представились, - напомнил инспектор в неудачной попытке перевести тему. – Или знающие ваше имя долго не живут?
- Почему же, живут, - меланхолично сказал МХ. – Только вы, скорее всего, не хотите его знать.
- Позвольте мне самому решать, чего я хочу, а чего нет. Хотя бы это.
- Нет, вы не поняли. Вы очень не хотите его знать, - инспектору показалось, или в голосе проскользнуло явное сочувствие?
- Я настаиваю. Если это, конечно, не государственная тайна. Или не, я не знаю, голосовой пароль к вратам Апокалипсиса. Или…
- Майкрофт Холмс.
Лестрейд сморгнул. Невыносимый тип был тысячу раз прав. Он действительно не хотел этого знать.
Это было в десятки, в сотни раз хуже отверстых врат Апокалипсиса.
- Нет, - серьёзно сказал инспектор. – О нет.
- Смею вас заверить: о да, - невозмутимо качнул идеальным пробором Майкрофт.
- Холмс, - сказал инспектор. – Хорошая английская фамилия. Распространённая. Мало ли в старушке-Великобритании семей с такой простой, хорошей английской…
- Шерлок Холмс – мой младший брат, - безжалостно сообщил Майкрофт.
Лестрейд сморгнул и задрал голову к потолку. Ещё один невыносимый Холмс, только уровнем повыше, и снова на его, инспектора голову. Он должен был догадаться. Настойчивость, бесцеремонность и сверхчеловеческая проницательность, а особенно – проницательность материального тела в закрытое помещение были теми отличительными чертами, которые нельзя было проигнорировать. Видимо, мозг, не посоветовавшись с собственно инспектором, самопроизвольно отключал эту цепочку выводов, пока мог. Ради собственной безопасности.
Всё это было уже как-то чересчур.
- Господи, - проникновенно позвал Лестрейд. – Господи, за какой из грехов караешь?!
- Хм, ну, начнём с того, что несколько месяцев назад вы закрыли глаза на совершенно явно ложные показания свидетелей, - любезно предположил Майкрофт, достав из внутреннего кармана записную книжку и зашелестев страницами. – Затем, недели две спустя, вы, в состоянии сильного алкогольного опьянения, написали баллончиком на телефонной будке образца шестьдесят третьего года какую-то бессмысленную фразу, что-то вроде «плохого волка», если я не ошибаюсь, - сама интонация подразумевала, что такое невозможно просто потому, что невозможно в принципе. - Кроме того, в возрасте двенадцати лет вы вытащили деньги у отца из кармана, мелочь, конечно, но вам до сих пор стыдно; далее…
- Хватит, - спокойно сказал инспектор голосом человека, уже давным-давно перешагнувшего за оградительные буйки отчаяния и пребывающем в спокойных водах оцепенения. – Ещё один Холмс. Теперь я вижу. Но всё-таки, ради светских приличий: откуда вы, чёрт вас подери совсем, можете всё это знать?
Вместо ответа Холмс молча склонил голову к плечу и укоризненно поглядел на инспектора. Вот же дьявол, понял инспектор. Это был Холмс, которому, кроме гипертрофированной наблюдательности и полного пренебрежения к личности оппонента, чисто по статусу была положена невероятных размеров и сложности агентурная сеть.
Неужели инспектор всё это время мирно жил в доме, полном жучков?
- Именно, - вежливо улыбнулся «ещё один Холмс», а Лестрейд задумался, на какую из его мыслей только что ответили.
- Просто ради профессионального интереса, мистер Холмс. К какой преступной группировке вы принадлежите?
- Ради всего святого, – кисло сморщился Майкрофт. - Я не криминальный гений. Почему все постоянно подозревают меня в этом?
- Действительно.
Майкрофт замолчал и внимательно посмотрел на инспектора. Взгляд последнего содержал в себе столько прозрачной, как самый горный из всех ручьёв, невинности, что Холмс-старший только вздохнул.
- Я всего лишь занимаю скромную должность в британском правительстве.
Лестрейд понимающе присвистнул. Он был не понаслышке знаком с такой формулировкой и прекрасно понимал, сколько всего за ней обычно скрывается.
- Итак, Грегори, - проигнорировал его Майкрофт. Игнорировать он умел виртуозно, его бы воля – целыми днями только игнорировал бы. – Если я правильно понял, прекращать свои попытки расковырять дело Айвора Брейсгирдла вы не собираетесь.
- Вы правильно поняли, - подобрался инспектор, который, действительно, тратил отпуск весьма бурно и целеустремлённо, и раскопал в одиночку немало интересного. Разговор неудержимо сворачивал в основное русло, как ни старался инспектор плыть против его течения. Неприятность заключалась в том, что, если инспектор плыл против течения разговора на метафорическом каноэ, по колено в воде, и вычерпывал её дырявой кружкой, то Майкрофт шёл прямо на него флотилией эсминцев.
- Я даже не буду интересоваться вашими мотивами, - устало качнул головой Холмс. – Вне всяких сомнений, в них фигурируют понятия типа «честь», «совесть» и «правосудие». Но не в этом проблема. Проблема в том, что же мне с вами теперь делать.
Майкрофт сложил пальцы у губ и уставился на инспектора ружейными дулами глаз. Лестрейд только стиснул зубы. Прямая демонстрация превосходства. Оскорбительная формулировка. Намеренно оскорбительная. Лестрейд ненавидел, когда с людьми обращались как с вещами. Все беды – от этого.
Естественно, ещё больше он не любил, когда как с вещью обращались конкретно с ним.
- С другой стороны, - помолчав, качнул головой Холмс, - вы мне не помеха.
Нет, ну вот это уже прямой вызов.
- Вы всё равно не сможете раскрыть это дело. Вам не достанет способностей. Шерлок вам здесь не помощник.
- Я уже понял, - спокойно кивнул инспектор.
- Ну а поскольку угрозы вы не представляете, то я считаю применение к вам ужесточённых мер безосновательным.
«Вынес вердикт, - зло подумал инспектор. – Господь бог. Хренов».
- Вам не будут мешать расследовать это дело. Помогать, естественно, тоже не будут. Но с этой секунды я беру ваше частное расследование под личный контроль.
- Зачем? – искренне удивился Лестрейд.
- Я люблю всё контролировать. Даже то, что, на мой взгляд, не должно происходить вообще. И, кроме того, - Майкрофт плавно повёл рукой, - вы забавный. Грегори, если вы попытаетесь воплотить хотя бы десятую часть того, что сейчас думаете касательно меня, то я, пожалуй, пересмотрю своё решение относительно ужесточённых мер.

***
Этим же вечером Майкрофт сидел у экранов и, подперев рукой щёку, наблюдал, как инспектор методично и азартно вычисляет и уничтожает его следящую аппаратуру.
К чести инспектора, он не нашёл всего лишь с десяток жучков.
Нет, это правда был хороший результат.
А главное – инспектору подобная деятельность явно доставляла удовольствие. Экраны в первый раз показывали такого довольного жизнью Лестрейда. Каждый обнаруженный и зверски растерзанный жучок действовал на него, как пара квадратных сантиметров пузырчатой плёнки.
Майкрофт поставил в уме галочку напротив пункта о снабжении инспектора ещё одной порцией антидепрессантов в виде партии новейших жучков. Ради такого дела – не жалко.

***
Несколько недель спустя Лестрейд сидел на полу в своей квартире, окружённый россыпью разнокалиберных бумаг.
За это время он успел узнать, что Айвор Брейсгирдл при жизни был на редкость отталкивающей личностью - примерно настолько же, насколько был омерзителен после смерти. Что он был любимцем в доме своего двоюродного брата. Что он души не чаял в бедной пропавшей малютке Элизабет. Что он был педофилом. Что малютку Элизабет нашли в пруду. В мешке. Задушенной. Что сразу после её исчезновения таинственным образом пропал и Айвор, не взяв ни денег, ни одежды, вообще ничего. Грегсон считал это убедительными доказательствами похищения Брейсгирдла. Лестрейд считал это убедительными доказательствами его, Брейсгирдла, глупости. Впрочем, Грегсон, с упоением гоняющий по местным болотам цыган и возлагая на них вину за все грехи человечества, тоже заслуживал крайне нелестных эпитетов.
Инспектор успел сдать на руки оторопевшему коллеге несколько точек, специализирующихся на детской проституции, прежде чем понял, что идёт по ложному следу. Тайна смерти Брейсгирдла пряталась не здесь. И Лестрейд всё ещё понятия не имел, где. Но смутно подозревал.
За это время инспектор успел узнать, что Майкрофт Холмс совсем не похож на своего брата. И в то же пугающее сходство в некоторых моментах было налицо.
Если собрать поток света в один луч, а потом направить его в определённую точку, получится лазер. Если сконцентрировать хаотично извергаемую энергию Шерлока, упорядочить её и сосредоточить на одной цели – получится Майкрофт. Ну и добавить основополагающее понятие о том, что молчание ценится куда дороже, чем разглашение. Инспектор каждый день молился, чтобы Шерлок никогда в жизни не усвоил эту простую истину. Уж лучше пусть болтает.
- При первой встрече вы показались мне очень страшным человеком. Теперь я понял, что это не так.
- Неужели?
- Да. Вы гораздо страшнее.
Инспектор узнал, что он, оказывается, Майкрофту симпатичен. Он видел, что порой случается с несимпатичными старшему Холмсу людьми. Порой. Не всегда. Если представится случай. Но отличие от инспектора, приспособившегося жить на топливе из неудач, Майкрофт умел заставить случай работать на себя. Случай работал как миленький – кажется, просто опасался противоречить скромному британскому служащему. Что, в свою очередь, очень нелестно аттестовало некоего детектива-инспектора, перечившего этому служащему на каждом шагу.
Инспектор узнал, что Майкрофт придерживается каких-то кошмарных и непостижимых для простого человека диет, то стремительно набирая вес, то стремительно его сбрасывая. Узнал, что периоды спусков и подъёмов Холмса-старшего по кривой веса Холмс-младший в своё время именовал не иначе как «Микрофт» и «Макрофт». Очень быстро узнал и очень надежно усвоил, что люди, распространяющие эту информацию, мгновенно становятся Майкрофту глубоко и активно несимпатичны, со всеми вытекающими последствиями.
Узнал, что зонт Майкрофта – это просто зонт. Без встроенного револьвера. Без детонатора. Без пульта управления. Даже банального клинка в нём не было. Обычный, ну разве что только очень дорогой зонт. Это ведь было куда эффективнее. Вежливое «О, что вы, это самый обыкновенный зонт» позволяло наблюдать захватывающую картину того, как в голове спрашивающего медленно и неотвратимо расцветают дикие инфернальные образы ужасных механизмов, карманных чёрных дыр, портативных ядерных реакторов и Бог знает, чего ещё.
То же самое касалось записной книжки. Она была пуста. Вся информация хранилась в помощнице Майкрофта и в его голове. Просто он, в отличие от своего брата, прекрасно осознавал важность психологического эффекта. Шерлок фонтанировал информацией, не скрывая, что узнал её прямо сейчас, вытянул из ваших потёртых манжет, неровного загара, пепла сигар. Он с гневом отвергал все попытки доказать, что то, что ваша жена спит с садовником, ему сказали не соседи, а пятно на вашем галстуке. Майкрофт же, оперируя теми же методами, виртуозно навязывал человеку ощущение постоянной и неотступной слежки. Для этого ему было достаточно просто задумчиво листать пустую записную книжку во время беседы.
Лестрейд временами думал, что, может быть, это приходит с опытом, и с воплем просыпался по ночам от видения повзрослевшего и упорядоченного Шерлока Холмса. Целенаправленная сверхновая, о да.
Беспокоили инспектора три вещи.
Во первых, он не очень понимал, почему Майкрофт позволял ему узнавать всё это.
Во-вторых – в какой момент дело о смерти Айвора Брейсгирдла превратилось в остросюжетную игру «всё, что вы хотите узнать о Майкрофте Холмсе, и по прежнему боитесь спросить»?
И в третьих – в какой момент эта игра стала интересовать Лестрейда больше, чем основная задача расследования?
*** *** ***
*** *** ***
Лестрейд разлепил глаза и увидел потолок. Не то чтобы он имел привычку пялиться в потолок, когда добирался до кровати – в такие редкие и удручающе непродолжительные моменты инспектор обычно мгновенно и с облегчением отрубался лицом в угол. Но всё-таки потолок своей комнаты он ещё был в состоянии узнать. Что удивительно, учитывая количество выпитого.
- Разные носки – это ваш принципиальный стиль, Грегори?
- Они одинаковые, - убеждённо возразил инспектор и накрыл голову подушкой. – Видите, оба дырявые.
Кажется, по пути из бара его ещё и били. По крайней мере, левая сторона лица приняла подушку куда менее благосклонно, чем правая. Зато правый глаз хуже видел.
Точно-точно, он помнил, как с неизъяснимым удовольствием засветил какому-то бритоголовому типу по лицу, кардинально подправив тому форму носа. За что тип осчастливил Лестрейда шикарнейшим фингалом.
Чего он не помнил, это как оказался дома.
Откуда в его доме взялся Майкрофт Холмс, инспектор тоже не помнил. Но подозревал, что эти два момента его биографии как-то взаимосвязаны.
- Вас забрали прямо с места драки в полицейский участок, откуда мне и пришлось вас вызволять.
Лестрейд поплотнее прижал к голове подушку. Ему упорно казалось, что мысли выскальзывают из черепа через уши и выплывают наружу. Не может же Холмс читать его мысли прямо сквозь подушку.
- Грегори, не будьте идиотом. То, что вы сейчас образуете с подушкой противоестественный конгломерат, никак не сказывается на оглушительной громкости ваших мыслей.
Лестрейд с вызовом подумал невежливое. Он не видел, но отчётливо ощутил, как Майкрофт поморщился: инспектор не постеснялся в мысленных выражениях.
Потом подушка поднялась – не без некоторых усилий со стороны Холмса.
Лестрейд крепко зажмурился и снова подумал невежливое.
- Вы выражаетесь, как портовый грузчик, - тоном гимназистки пожаловался вседержитель британского правительства и отбросил подушку в сторону. – Будьте добры не открывать глаза. Нужно обработать ссадины.
- Аптечка на кухне, - смирился с неизбежным инспектор. То, что обрабатывать качественно отбитое лицо ему сейчас будет не кто-нибудь, а Майкрофт Холмс, было настолько дико, что мозг даже не стал эту мысль думать.
- Да что вы говорите, - послышалось звонкое «чпок», запахло медикаментами. – Никогда бы не догадался.
Прежде, чем инспектор успел поднять в памяти ещё пару пластов обсценного лексикона, к его скуле прижалась мокрая ватка, и Лестрейд на некоторое время сконцентрировался исключительно на переживании своего пероксидного ада.
- Могу подуть, - неуверенно предложил голос Майкрофта Холмса, а когда инспектор заржал – чисто от неожиданности – ваткой мстительно ткнули прямо в глаз. Инспектор понял и заткнулся.
Перекись шипела и жгла ссадину, как последняя сволочь.

***
- Остальное вы как-нибудь сами, - Майкрофт выбросил ржаво-бордовую ватку и поднялся. - Я всё-таки не дипломированная медсестра.
- Ну что вы, - галантно возразил инспектор и обосновал: – Вы вполне себе медбрат.
Холмс грозно прищурился, но прекрасно откалиброванный пронзительный взгляд пропал втуне. Инспектор провалился в глубокий сон, даже не договорив.
Майкрофт покачал головой. Последний раз он собственноручно обрабатывал раны… ну да, Шерлоку, когда они напару взорвали в гараже какой-то ужасно деревянный ящик. Следствием ужасной деревянности были многочисленные и разнокалиберные занозы. Шерлок стоически выдвигал подбородок, сжимал губы и ойкал, Майкрофт неумело орудовал пинцетом, прижигал ссадины, ну и да, дул, где больно.
Шерлоку было шесть, Майкрофту – двенадцать, и мама всё равно заметила. Не столько ссадины и сгоревшие брови, сколько гараж, вернее – его отсутствие, замаскировать которое было несколько проблематично. Наскоро воткнутый в центр аккуратной чёрной воронки кустик (выкопанный из сада соседей) не помог.
Н-да, с тех пор они оба научились качественнее убирать за собой. Более-менее качественно.
Более-менее оба.
Лестрейд глубоко вздохнул во сне и заворочался, окончательно сминая и без того основательно побитый жизнью пиджак, перевернулся на бок и привычно уткнулся носом в стенку.
Майкрофт по-птичьи склонил голову к плечу, с минуту в задумчивости глядел на спящего инспектора и наконец сдался. Присел на край узкого продавленного дивана, выудил из-под него подушку, отряхнул. Перегнулся через Лестрейда, осторожно приподнял его тяжёлую голову и подсунул под неё подушку. Инспектор беспокойно нахмурился, но только потёрся заклеенной пластырем щекой о наволочку, подсунул под подушку согнутую в локте руку и мирно засопел.
Холмс ещё некоторое время посидел на диване, давая инспектору время заснуть крепче. Наконец он поднялся и деловито огляделся.
Комната представляла собой место, куда приходят только поспать, да и то время от времени. Батарея не работала. Тщательная ревизия шкафов показала, что такого понятия как «тёплое одеяло» в этом доме тоже не знали.
Майкрофт неодобрительно поджал губы и достал из кармана телефон.

Наутро взъерошенный Лестрейд, закутанный в прекрасный шерстяной плед, сидел за собственным столом, обеими руками вцепившись в чашку кофе, чёрного как… как что-то очень чёрное (этим утром у похмельного инспектора было туго с метафорами), и осоловело таращился на двух телохранителей Холмса-старшего, рыжего Фому и, кажется, Саймона, споро заменявших его родную ржавую батарею на что-то очень новое и очень хромированное.
Напротив него сидел Пётр и сочувствующим гудящим басом терпеливо доказывал в сотый раз, что в квартире можно устраивать ледяной дворец, что так, безусловно, будет лучше, что ничего предосудительного в новой батарее он не видит, и что то, что старая батарея ещё отца инспектора ребёнком знала – не аргумент.
Когда незваные ремонтники наконец удалились, Лестрейд покрутил головой и, терзаемый нехорошими предчувствиями, решительно направился к шкафу и распахнул дверцы.
На центральной полке, прямо перед глазами, лежала внушительная пачка носков.
Парных. Целых.
Лестрейд сморгнул и аккуратно закрыл шкаф.

***

Рождественскую ночь Лестрейд традиционно проводил в гордом одиночестве. Не то чтобы ему не было, к кому пойти – просто двадцать пятое декабря, казалось, постоянно подстерегало его сразу после первого. Ведь только что ещё был целый месяц до! Как результат – торопливо купленная в супермаркете за углом готовая еда, бутылка дрянного вина и включенный телевизор вот уже который год были его бессменными товарищами в этот светлый семейный праздник.
Инспектор поплотнее укутался в плед и опёрся спиной о диван, бездумно глядя на мерцающий голубой экран. Сидеть на полу ему всегда было уютнее.
В этом году здесь хотя бы было тепло.
Лестрейд фыркнул и запрокинул голову на сидение дивана. Битву за батарею он проиграл с разгромным счётом, даже не успев её начать. Майкрофт Холмс умел делать потрясающе саркастичное и безапелляционное выражение лица, всего лишь чуть приподняв бровь.
Инспектор подхватил с пола бокал и поднялся. Он прекрасно знал, что выловить всю следящую аппаратуру из квартиры так и не смог. Он даже примерно знал, где она находилась.
Выбрав самый подозрительный угол, Лестрейд усмехнулся и отсалютовал ему бокалом.

За несколько десятков километров от него Майкрофт Холмс, для которого мало какой праздник мог служить уважительной причиной для отгула, улыбнулся уголком рта и тихо звякнул чайной чашечкой о стекло экрана, на котором детектив-инспектор Лестрейд, стоя спиной к объективу, желал счастливого Рождества пустому углу комнаты.

***
- Послушай, ты мог бы сразу мне сказать.
Оказывается, сидеть на полу куда уютнее, если - верхом на чьих-то коленях.
- Да? «Здравствуйте, инспектор, я Майкрофт Холмс, брат Шерлока, и будет очень здорово, если вы меня поцелуете прямо сейчас, потому что рано или поздно вы всё равно так поступите, чего зря время терять?» И что бы ты тогда сделал?
- Очень смеялся бы, - признаётся Лестрейд, неторопливо разбираясь с мудрёным узлом чужого галстука; подумав, честно добавляет: - А потом с превеликим наслаждением сломал бы тебе твой шикарный нос.
- Твои сладострастные интонации заставляют меня думать о том, что ты до сих пор не прочь так поступить.
- Только об этом?
Галстук наконец поддаётся.

***
- Майкрофт?
- Ммм?
- Ты мог бы сразу сказать. Правда.
- Что?
- Что ты убил Брейсгирдла.
Пальцы, перебирающие волосы инспектора, замирают.
Лестрейд серьёзно смотрит в расширившиеся глаза Холмса снизу вверх.
- Браво, инспектор, - наконец медленно говорит Майкрофт с неподражаемо выразительным отсутствием интонаций. – И что же вы намерены предпринять?
Лестрейд закрывает глаза и поудобнее устраивает голову на холмсовых коленях.
- Я в растерянности, - очень серьёзно говорит он. – Никак не могу выбрать: то ли нежно тебя избить, то ли грубо изнасиловать.
На самом деле момент моральных терзаний он уже пережил, давно, сейчас просто отыгрывается.
Майкрофт фыркает; пальцы в волосах инспектора чуть сжимают седые пряди, Лестрейду даже кажется – с благодарностью, и продолжают движение.
- Скомбинируй, - невозмутимо предлагает Холмс.
- Нет, а правда? – Лестрейд чуть запрокидывает голову навстречу руке. - Почему было сразу не сказать?
- У тебя вечер дурацких вопросов? – вежливо интересуется Майкрофт. – Если половая активность влияет на работу твоего мозга так удручающе, то я буду настаивать на чисто платонических отношениях, - а пальцы будто ненароком соскальзывают на выгнувшуюся шею. - «Здравствуйте, инспектор, утопленника вам обеспечил я, и не то чтобы я очень раскаивался, потому что эта тварь серьёзно угрожала моему младшему брату, Шерлок Холмс, знаете такого?»
- Н-да.
- Кроме того, - помолчав, невинно добавляет Майкрофт, - ты так развлекался, гоняясь с Грегсоном за цыганами, что я просто не смог помешать тебе получать удовольствие.
- Человеку, который не хочет, чтобы из скомбинированных вариантов ему выпал «грубо избить», стоит воздержаться от подобных комментариев!
***
«Он считает, что убийца – я. Выдохните.
МХ.»

Телефон звонит спустя три минуты.
Майкрофт берёт трубку, влезает в первые попавшиеся штаны – пижамные да ёщё и не его, вот же, накидывает куртку на голое тело и выходит на улицу.

- Да?
Молчание.
Холмс вздыхает.
- Шерлок, просто скажи доктору, что пытаться заставить тебя позвонить – бесполезная затея.
- Он спит.
- О.
По обеим сторонам трубки повисает молчание. Майкрофт не торопит, просто стоит и щурится на потрескивающий фонарь.
- Спасибо, - наконец неуверенно говорит в трубке Шерлок.
Холмс-старший усмехается.
- Я думал, ты научился зачищать следы. В следующий раз будь аккуратнее, ладно? – звучит почти ласково.
- Следующего раза не будет, - голос Шерлока становится жёстким. – Я никому больше не позволю стрелять в него.
- Как он, кстати?
- Просыпается от взрывов петард. И не пытайся сделать вид, что не наблюдаешь за квартирой!
Майкрофт пожимает плечами, и даже не собирается ничего отрицать.
Снова молчание. Майкрофт следит за падающими снежинками.
У самой лампы фонаря кажется, будто они падают вверх.
- Ладно уже, - наконец говорит Шерлок, - иди давай. Мог бы и потеплее одеться, прежде чем выскакивать под снег, не стоило так спешить взять трубку. С Новым годом вас там. Обоих, - ехидно добавляет он и кладёт трубку прежде, чем Майкрофт отвечает. Младшему Холмсу всегда тяжело давались телефонные разговоры.
Майкрофт жест оценил в полной мере.
- С Новым годом, - говорит он глухой трубке, зябко ёжится и поднимается обратно.
Он думает, он, пожалуй, должен Шерлоку. Только самому Шерлоку об этом знать не надо.
Он думает, о чём это он. Конечно, Шерлок и так уже знает.

@темы: books, Sherlock BBC

---

Амарго!!!

Ну ты просто герой!!! Ты просто... я даже не знаю, как тебе выразить всю мою благодарность!!!
Я тебя люблю, солнце! ТЫ - ЧЕЛОВЕЧИЩЕ!!! и просто потрясающий, незаменимый, очешуенный ДРУГ!
Считаю, всем срочно надо ее сильно любить

@темы: ВНЕЗАПНО!, жареные соски (с), Мысли вслух

---

ВНИМАНИЕ!!! СРОЧНЫЙ вопрос! =)))

Солнцы, которые едут в Рим. Скажите кто и на сколько там остается, есть ли варианты двигать куда-то дальше. и можно ли к Вам присоединиться... жду ответа. надо срочно...

@темы: Jus In Bello

---

29.10.2010 в 20:53

Пишет  x_freakunique_x:

продолжаем. "голубая кровь" ч.2.


Джордж Вильерс происходил из небогатой дворянской семьи из графства Лестершир.
В августе 1614 молодой человек был представлен королю Якову I Стюарту.
герцог Бэкингем появился, обращая на себя всеобщее внимание, к восторгу дам и бешеной зависти кавалеров. Высокого роста, превосходно сложенный, с пламенными черными глазами, герцог мог бы вскружить не одну женскую головку, явись он хоть в рубище дровосека. Но этот красавец был одет в серый атласный колет, расшитый жемчугом, с крупными жемчужинами вместо пуговиц. На шее в шесть рядов красовалось ожерелье из столь же крупных жемчужин. В его уши были вдеты бесценные жемчужные серьги…».

Король пришел в восторг от красавчика и юноша был зачислен в придворный штат на должность виночерпия.
Новый придворный, пользующийся расположением короля, вызвал явное неодобрение его признанного фаворита, герцога Сомерсета. Однако конфликт с фаворитом сделал Джорджа популярным для всех врагов Сомерсета, мечтавших заменить его новым любимцем. При участии королевы Анны Датской Вильерсу был присвоен титул джентльмена опочивальни, а уже весной 1615 года он был посвящен в рыцари.
Король называл его Стини — сокращение от святого Стефана, чье лицо, по Библии, «сияло, словно лик ангела». Увлечение короля было умело использовано придворными для свержения бывшего фаворита графа Сомерсета. В 1615 г. Сомерсет был обвинён в убийстве, арестован и приговорён к смерти. Тем временем Вильерс был возведён в рыцарское достоинство, пожалован титулами виконта Вильерса (1616 г.), графа Бекингема (1617 г.), маркиза (1618 г.) и, наконец, герцога Бекингема (1623 г.) — первый герцогский титул в Англии за более чем 50 лет. В письмах король называет Стини то «женой» то «мужем».

В письме герцогу, миниатюрный портрет которого король Яков носил у себя на сердце, он писал: «...Я хочу жить только ради тебя и предпочел бы быть изгнанным в любой конец земли вместе с тобой, чем жить печальной вдовьей жизнью без тебя. И да благословит тебя Бог, мое сладкое дитя и жена, чтобы ты всегда был утешением своему дорогому папе и супругу».

Королю Якову даже пришлось выступить в 1617 году перед Тайным советом, где он заявил с потрясающей откровенностью:
Я, Джеймс, не являюсь ни богом, ни ангелом, но человеком, подобным любому другому. Поэтому я действую подобно человеку и признаю, что люблю дорогих мне людей больше, чем иные. Вы можете убедиться, что я люблю графа Букингемского больше, чем кто-либо ещё, и больше, чем вы, здесь собравшиеся. Я желаю говорить в собственную защиту и не считаю это испорченностью, поскольку Иисус Христос делал то же самое, и поэтому я не могу быть обвинен. У Христа был Иоанн, а у меня есть Георг.

Помимо титулов Бекингем получил множество государственных должностей: шталмейстер, главный судья выездной сессии, лорд-стюард Вестминстера, лорд-адмирал Англии (1619 г.). Бекингем стал фактически главой английского правительства при стареющем короле Якове I. Вильерс находился в гомосексуальной связи с королем до самой смерти последнего. В декабре 1624 г., на склоне жизни Яков писал:

Молю Бога о нашем брачном союзе на Рождество. Да осенит тебя благословение Божье, жена моя, да пребудешь ты утешением великим своего старого отца и мужа.


После смерти в 1625 г. Якова I на престол Англии и Шотландии взошёл Карл I, бывший принц Уэльский, при котором Бекингем сохранил своё влияние на политику страны. Деятельность Бекингема подвергалась резкой критике со стороны парламентской оппозиции, считавшей Бекингема главным орудием королевского произвола и ставившей ему в вину неустойчивость внешней политики, которая привела к неудачным войнам с Испанией (1625—1630) и Францией (1627—1629). Парламент неоднократно обвинял Бекингема в нарушении национальных интересов и требовал суда над ним.

23 августа 1628 г. бывший военный Джон Фельтон проник в апартаменты Бекингема и вонзил нож в его грудь. Бекингем попытался вытащить оружие, закричав: «О Боже! Этот негодяй убил меня!» В присутствии жены он вскоре скончался.

Яков I

Яков (Иаков) VI Шотландский, он же Яков I Английский (англ. James, лат. Iacobus; 19 июня 1566, Эдинбург, Шотландия — 27 марта 1625,

Никогда не знавший отца и воспитывавшийся в атмосфере ненависти к своей матери, Марии Стюарт, король легко попадал под влияние привлекательных и энергичных дворян, что давало повод подозревать Якова I в гомосексуальных наклонностях. Первым фаворитом короля стал тридцатичетырёхлетний герцог Леннокс, которому юный Яков I фактически доверил управлять страной от своего имени. Во время сватовства к датской принцессе король показал себя как нетерпеливый жених, совершив неожиданную поездку в Осло, где была вынуждена остановиться из-за шторма Анна. Однако вскоре король охладел к своей супруге, не соответствующей ему по уровню интеллекта, что, однако, не помешало королевской чете родить семерых детей. В зрелом возрасте Яков I, испытывавший трудности во взаимоотношениях со старшими сыновьями, вновь оказался под влиянием молодых фаворитов: Роберта Карра, графа Сомерсета, Джорджа Вильерса, герцога Бекингема и других.

@темы: Секас делать, жареные соски (с), НЦы прям на месте, охуевать охуевашеньку!, Анальная репка, news

---

Мне разрешили перепост =)

28.10.2010 в 19:45

Пишет  x_freakunique_x:

начинаем серию постов "голубая кровь"


Фридрих Великий (Friedrich der GroЯe) сын прусского короля Фридриха Вильгельма I (Friedrich Wilhelm I) и его жены Софии Доротеи (Sophie Dorothea), родился в Берлине 24 января 1712 года.

Его отец, "король-солдат" (Soldatenkцnigs) Фридрих Вильгельм I прилагал все усилия, чтобы наследник был воспитан как военный. По его приказу из программы обучения и воспитания юного принца были исключены поэзия, литература, живопись и философия. У мальчика, тем не менее, обнаружились большие музыкальные способности. Он стал сочинять музыку и хорошо играл на флейте. Отец пытался решительно искоренять эти "женские" интересы и наклонности принца. Процесс перевоспитания включал публичные избиения сына собственным отцом. Иногда король также заставлял Фридриха прилюдно становиться на колени и целовать его сапоги.

Когда ему было 9 лет, Фридрих написал в своем дневнике: "Человек не должен любить слишком сильно". Неизвестно чем на тот момент была вызвана такая реакция, но дальнейшая его жизнь доказала справедливость этой фразы. Фридрих настолько ненавидел своего сурового отца, что был готов бежать куда угодно, лишь бы вырваться из ненавистного Потсдама с его плац-парадами, муштрой и палочной дисциплиной. В 1730 году юный Фридрих, бывший в то время армейским офицером, решил с двумя своими близкими друзьями - фон Кейтом и фон Катте бежать в Англию, где общество, по их мнению, было более свободным. Однако "король-солдат" раскрыл этот заговор и приказал арестовать Фридриха и его сообщников. Фон Кейт сумел бежать, но принца и фон Катте поймали, обвинили в дезертирстве и отдали под суд. Судьи отказались выносить приговор принцу, фон Катте же был приговорен к пожизненному заключению. Однако король, обладавший всей полнотой власти, изменил приговор. Сообщник Фридриха, его близкий друг, лейтенант фон Катте был обезглавлен у него на глазах. "Мой дорогой Катте, прости меня, пожалуйста," - кричал Фридрих из окна крепости, перед которой происходила казнь. Лейтенант ответил: "Моему принцу не за что извиняться".

Гомосексуальные наклонности короля стали широко известны в Европе. Во время Семилетней войны Фредерик написал оскорбительную эпиграмму о любви Людовика XV к мадам де Помпадур (de Pompadour). Французский премьер-министр герцог де Шуазель (Duc de Choiseul) написал ответную эпиграмму, которая закончилась следующими словами: "Как можете Вы осуждать нежность, Вы, познавший экстаз лишь в объятьях ваших полковых барабанщиков".

Профессор Оксфордского университета, историк А. Л. Роуз, (A.L.Rowse) утверждает, между принцем и фон Катте, существовала сексуальная связь. В этом же он видит и причину изменения приговора - возможно, Фридрих Вильгельм I хотел таким образом отомстить соблазнителю своего сына.

Просвещенный деспот

В 1740 году скончался Фридрих Вильгельм I, и Фридрих унаследовал его трон.

Молодой король стал первым и наиболее известным из "просвещенных деспотов". В первый же год правления Фридриха ярко проявилась противоречивость его личности. Он пригласил в Берлин множество художников, писателей, поэтов и музыкантов, объявил свободу печати и даже написал серьезный научный труд о монархии. Однако в этом же году он ввел свои войска в соседнюю Силезию и начал первую из своих многочисленных войн.

С этого момента начинается новый этап в жизни короля Фридриха II, в течение которого прозвище Великий окончательно утвердилось за ним.

Семейная жизнь

Отец пожелал, чтобы Фридрих взял в жены Элизабет Кристин Брауншвейгскую (Elisabeth Christine von Braunschweig-Bevern). Они поженились в 1733 году. Фридрих согласился на этот брак без особого энтузиазма. Он знал, что никогда не полюбит Элизабет. Тем не менее, опять же по приказу отца, Фридрих предпринял энергичные меры для того, чтобы в их семье появился наследник. Все его усилия, однако, пропали даром, и вскоре после смерти отца Фридрих стал жить отдельно от своей жены. Их встречи носили скорее формальный характер. Они так и не развелись, но семьи как таковой не существовало.

О женщинах Фридрих отзывался, как правило, весьма пренебрежительно. Говоря как-то о библейском царе Соломоне, который считал, что ему не хватает женщин, поскольку в гареме у него их лишь тысяча, король заметил: "У меня только одна женщина (Элизабет Кристин), да и то для меня это слишком много".

Фридрих приобрел в Европе скандальную известность благодаря своей нелюдимости, резкости, аскетизму в выборе предметов одежды и обихода, диковинной философии и откровенным книгам, шокировавшим тогдашнее приличное общество. Посетители резиденций Фридриха всегда отмечали, что при дворе у него находились, в основном, мужчины. Ходили упорные слухи о том, что сам Фридрих был гомосексуалом. Об этом также упоминает в своих мемуарах Вольтер, который довольно долго жил при прусском дворе: "День его обычно строился следующим образом. Когда его величество был уже одет и обут, стоик отдавал несколько минут секте Эпикура: он звал к себе двух-трех фаворитов, лейтенантов его полка, или пажей, или гайдуков, или юных кадетов. Пили кофе. Тот, кому бросали платок, оставался в течение четверти часа с ним наедине".

Возлюбленные Фридриха

Одним из них, как предполагается, был Фредерсдорф (Fredersdorf), молодой красивый солдат - камердинер и телохранитель Фридриха. В письмах, которые Фредерик написал ему, есть определенный намек на предположительно существовавшие между королем и камердинером близкие отношения. Король всегда обращался к Фредерсдорфу на "ты", доверял ему абсолютно, беспокоился о его здоровье.

Многие историки также считают, что Фридрих имел связь с молодым итальянским литератором Франческо Альгаротти (Francesco Algarotti). Фридрих встретил литератора во время его возвращения из России: молодые люди были одного возраста, имели весьма схожие вкусы и интересы. Сразу же после смерти отца новый король написал к Альгаротти: "Мой дорогой Альгаротти, моя судьба изменилась. Я жду Вас нетерпеливо; я надеюсь, Вы не позволите мне томиться без Вашего общества".

Еще одним из возлюбленных Фридриха называют его фаворита аббата Бастиани (abbй Bastiani), бывшего потсдамского гренадера. На это в частности указывает Дж. Казанова, которому аббат показывал нежные письма, полученные им от короля.

Гомосексуальные наклонности короля стали широко известны в Европе. Во время Семилетней войны Фредерик написал оскорбительную эпиграмму о любви Людовика XV к мадам де Помпадур (de Pompadour). Французский премьер-министр герцог де Шуазель (Duc de Choiseul) написал ответную эпиграмму, которая закончилась следующими словами: "Как можете Вы осуждать нежность, Вы, познавший экстаз лишь в объятьях ваших полковых барабанщиков".

Подтверждением гомосексуальности Фридриха может также служить одно из писем, написанных им своему племяннику. В этом письме Фридрих посоветовал юноше избегать "греческих удовольствий". Он также заверял племянника, что его "личный опыт" доказывает, что "это не приносит удовольствия". Объяснением этого факта некоторые исследователи и биографы Фридриха считают, что он во время одного из своих гомосексуальных контактов заразился венерическим заболеванием. Врачи не смогли вылечить его и предложили сделать ему операцию. Операция прошла неудачно, в результате чего Фридрих стал импотентом. Эту версию подтверждает Вольтер, который пишет о забавах Фридриха, что "…дело не доходило до последних крайностей ввиду того, что принц еще при жизни отца сильно пострадал от своих мимолетных увлечений и был плохо вылечен. Он не мог играть первой роли; приходилось довольствоваться вторыми ролями. Когда кончались забавы школьников, их заменяли государственные дела".

Одиночество

Государственные дела до самой смерти оставались главной заботой Фридриха. Именно Фридрих Великий всего за 20 лет превратил Пруссию из маленького княжества в одну из сильнейших держав Европы. За годы правления Фридриха Великого территория Пруссии увеличилась вдвое.
Поскольку его брак был бездетен, а все друзья умерли или погибли на войне, "Старый Фриц" ("Der alte Fritz") как называли его солдаты, с годами становился все более и более нелюдимым. Фридрих II умер после продолжительной болезни 17 августа 1786 г. в возрасте 74 лет.

Интересный факт: гроб Фридриха-Вильгельма I был покрыт тканью с вышитыми на нём знаками «мёртвой головы» (нем. Totenkopf). Этот символ впоследствии станет эмблемой «чёрных гусар», а в XX веке его примут в качестве атрибутики войска СС.

@темы: Секас делать, жареные соски (с), НЦы прям на месте, охуевать охуевашеньку!, Анальная репка, news

---

Умираю от любви к этому мужчине!!!

@темы: Andrew Scott, tumblr такой tumblr, pic

---

Надеюсь, что меня не прибьют за перепост... =)))) я просто собираю все интересное...

16.08.2008 в 19:22

Пишет  tes3m:

Ричард Львиное Сердце и гомосексуальность.1
Обещала написать, почему я уверена, что Ричард Львиное Сердце был гомосексуален или бисексуален В книге Режин Перну, изданной у нас в ЖЗЛ, написано, что, по словам хроникеров, в Мессине перед отплытием крестоносцев Ричард устроил публичное покаяние. Возможно, из-за того, что перед этим ураган потопил английский корабль. "С изумлением солдаты и народ смотрели на то, как король Ричард, без облачения и с тремя хлыстами из тонких прутьев в руке, отбивает земные поклоны перед прелатами и архиепископами... (...) Как писал Бенедикт из Питерсборо, король Ричард, по нашествии божественной благодати, возымел " память о мерзостях в жизни своей." Он принес публичное покаяние в том, что прежде опускался до гомосексуализма. "Он отверг грех свой и обратился с мольбой о подобающей эпитимье к бывшим при том епископам. "Гомосексуализм, содомитский грех, выражаясь библейским языком, есть провинность, подлежащая божественной каре согласно установлениям Ветхого Завета. (...) На этот факт вымоленного и дарованного прощения обратил внимание только Бенедикт, да еще Роджер Ховденский, который описывает происшедшее с такой же деликатностью.
Столь необычная и удивительная для нашего душевного строя и для нас, людей 20 века, сцена произошла в том же 1190 году накануне Рождества. Быть может, приближение праздника и подвигло Ричарда на устроение такого зрелища. Как бы то ни было, оба короля, Ричард и Филипп (Французский), вместе торжественно отпраздновали Рождество..." О короле Франции, друге юности Ричарда (в описываемый момент Ричарду 33 года, Филиппу 25, а вскоре они рассорятся и пылкая дружба сменится упорной враждой) я расскажу потом отдельно, а пока продолжу о покаяниях. Через 5 лет после первого состоялось, представьте себе, второе.(В промежутке был крестовый поход и пребывание в плену в Австрии и Германии. История возвращения Ричарда широко известна хотя бы по "Айвенго".) Ричард порадовал своих подданных этим представлением уже не на Рождество, а на Пасху. "Вновь он сокрушался о каких-то своих содомитских грехах; он всенародно объявил о своем раскаянии и опять воспроизвел тот же торжественный жест, который уже видели пятью годами прежде в Мессине". Автор , кстати, подчеркнула то, что после покаяния в Мессине мать Ричарда, Элеонора Аквитанская (в первой экранизации "Льва зимой" ее играла Кэтрин Хепберн, а во второй - Глен Клоуз) спешно женила его - видимо, чтобы сгладить эффект скандального признания. А после покаяния в Лондоне Ричард попытался сблизиться с женой.
Автор, кстати, "защищает честь" Ричарда, утверждая, что он не был гомосексуален, а просто "оказывался в соответствующем обществе и поддавался всеобщей разнузданности." И вообще - "каковы бы ни были его выходки и причуды, он ими ничуть не гордился. Скорее, наоборот: сожалея о несдержанности, он не побоялся дважды всенародно покаяться в своих прегрешениях, что для нашего времени ... представляется чем-то странным и едва ли вообразимым." Далее историк пишет, что в 20 веке привыкли только к "самооплевыванию перед партией или перед диктатором..." , но чтобы глава государства так каялся перед народом... (когда его никто до того не уличил в аморальном поведении, добавлю я, вспомнив Билла Клинтона)
Что касается меня, мне кажется неубедительными слова автора о том, что Ричард якобы лишь попадал в соответствующую среду, оттого и поддавался всеобщей разнузданности. Уж очень мучительно воспринимал он свои грехопадения. Человек, переживший такое раскаяние и такое публичное унижение , как Ричард накануне Крестового похода, и все же согрешивший вновь, не может, на мой взгляд, быть ну совсем уж безразличен к предмету искушения. Причем, напоминаю, в Святую землю Ричарда сопровождала его жена, а многих других рыцарей - их жены (такие поездки были даже модными тогда среди дам - Элеонора Аквитанская некогда чуть ли не заставила своего первого мужа, предыдущего французского короля вступить в войну, чтобы поплыть в поход вместе с ним.)

@темы: Секас делать, охуевать охуевашеньку!, Анальная репка, news

---

 ~Lali~, привет моя радость!

@темы: my baby - russian princess

---

Много

@темы: Martin Freeman, Benedict Cumberbatch, tumblr такой tumblr, Фото, pic

---

ОМГ! Кат??? что это?

Доброе утро!

@темы: tumblr такой tumblr, Misha Collins, Фото

---

@темы: Benedict Cumberbatch, tumblr такой tumblr, pic

---

04.01.2011 в 17:42

Пишет  irrinnaa:

Всегда знала, что с этими 300-ми спартанцами не все так чисто
Античная педерастия

Почему любят красивых мальчиков?
- Это вопрос слепого!
Аристотель

Золотым веком мужской однополой любви считается Древняя Греция. Недаром ее часто называют "греческой любовью". Но и там все было неоднозначно,

Все боги греческого Олимпа, за исключением бога войны Ареса и бога загробного мира Аида (Гадеса) любили мальчиков. Зевс, послав орла (по другой версии - превратившись в орла), похитил, обессмертил и сделал своим наложником сына троянского царя Ганимеда, имя которого стало нарицательным.

Историями и драмами однополой любви пестрят и мифы о героях. Любвеобильный Геракл увлекался и женщинами, и юношами. Один из его эроменов, Иолай, оставался его боевым соратником и возничим до самой смерти героя. В позднейшей мифологии Геракл и Иолай считались покровителями влюбленных; в Фивах был воздвигнут храм Иолая, где влюбленные юноши приносили друг другу клятвы в верности и просили богов освятить их союз. В северной Греции покровителем и даже изобретателем педерастии считался божественный певец Орфей; потеряв свою любимую жену Эвридику, он перестал смотреть на женщин, но продолжал увлекаться юными мальчиками и сделал этот обычай популярным среди фракийцев.

Самая знаменитая древнегреческая мужская пара - гомеровские Ахилл и Патрокл. Прежде всего они друзья, братья по оружию, связанные взаимными нерушимыми воинскими обязательствам. Они сражаются бок о бок, живут в одном шатре, делят стол и постель. Эти отношения ставились выше всех прочих социальных и родственных связей. Прямых упоминаний о сексуальной близости Ахилла и Патрокла в "Илиаде" нет, слова "эраст" (любящий, старший) и "эромен" (любимый, младший) к ним не применяются. В дальнейшем, начиная с трагедий Эсхила, их отношения изображались также как любовные.



Греческие авторы по-разному объясняли происхождение однополой любви. По легенде, рассказанной Платоном, первоначально на земле, кроме мужчин и женщин, жили двуполые существа-андрогины, но затем боги разрезали всех людей пополам, так что каждый теперь обречен искать свою прежнюю половинку, ибо "любовью называется жажда целостности и стремление к ней". При этом мужчины, представляющие собой половинку прежнего андрогина, охочи до женщин, а женщины андрогинного происхождения падки до мужчин. Женщины, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их привлекают другие женщины. "Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи дольками существа мужского пола, они любят мужчин, и им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от природы самые мужественные... В зрелые годы только такие мужчины обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен".

О том, когда и почему возникла древнегреческая педерастия, спорят и современные историки. Одни выводят ее из общих свойств мужских союзов, нуждавшихся в поддержании групповой солидарности и соответствующем воспитании мальчиков. Другие апеллируют к особенностям полового и сексуального символизма (одухотворение путем осеменения). Третьи видят в педерастии средство снижения рождаемости и борьбы с перенаселением; еще Аристотель писал, что критский законодатель "в целях отделения женщин от мужчин, чтобы не рожали много детей, ввел сожительство мужчин с мужчинами". Четвертые считают педерастию особым институтом социализации юношества и средством эмоциональной разрядки конкуренции мужчин-сверстников.

На острове Санторин, перед храмом Аполлона сохранились многочисленные надписи такого типа: "Федипид совокупился, Тимагор и я, Эмфер, совокупились", "С помощью Аполлона Дельфийского, Кримон совокупился здесь с мальчиком, братом Батикла", "Кримон совокупился здесь с Амотионом" и т.п. Одни ученые приписывают этим надписям сакральное, религиозное значение: молодые люди стремились увековечить важное для них событие сексуальной инициации. Другие считают их шутливо-порнографическими: Кримон просто хочет оскорбить Батикла, сообщая всему миру о том, что он "трахнул" его младшего брата.



Древнейшие описания институционализированных гомосексуальных отношений относятся к Криту и Коринфу УП в. до н. э. Там существовал обычай похищения мальчика-подростка взрослым мужчиной, который вводил его в свой мужской союз, обучал воинскому мастерству, после чего мальчик, вместе с подаренным ему оружием возвращался домой. В принципе, этот обычай мало чем отличался от широко распространенного у народов мира брака посредством умыкания. Только место девушки-невесты занимает мальчик-подросток. Когда срок обучения заканчивался, эраст вручал ему три ритуальных подарка: воинское снаряжение, кубок и быка, которого мальчик тут же приносил в жертву Зевсу. Отношения между эрастом и эроменом считались священными и почетными, а инициированный мальчик отныне начинал носить мужскую одежду и полностью освобождался из-под опеки женщин.

Хотя эти обряды похожи на меланезийские ритуалы "осеменения мальчиков", древнегреческая педерастия индивидуально-избирательна и подразумевает не столько "инсеминацию" мальчика, которая нигде прямо не упоминается (верования такого рода существовали только в Спарте), сколько его одухотворение и воспитание.


В древних Фивах существовал особый "священный отряд" из 300 любовников, который считался непобедимым, потому что, как писал Ксенофонт, "нет сильнее фаланги, чем та, которая состоит из любящих друг друга воинов". Обнаружить страх перед лицом возлюбленного, не говоря уже о том, чтобы бросить его в бою, было неизмеримо страшнее смерти. В битве против македонцев при Херонее (338 до н. э.) все эти воины погибли, но ни один не сбежал и не отступил.

В воинственной Спарте каждый мужчина принадлежал к определенному возрастному классу, членство в котором определяло его права и обязанности. Право на женитьбу занятые войной мужчины получали довольно поздно, да и после этого много времени проводили вне семьи. Сексуальные связи с незамужними женщинами были строго запрещены. Единственным средством сексуальной разрядки были отношения с мальчиками. Спартанские мальчики от 7 до 17 лет воспитывались не в семьях, а в собственных возрастных группах. Огромное значение придавалось гимнастическим занятиям, причем юноши и девушки тренировались голыми, натирая тело оливковым маслом. Каждый "достойный" мальчик от 12 до 16 лет должен был иметь своего эраста, причем "и добрую славу и бесчестье мальчиков разделяли с ними их возлюбленные". Этот союз почитался как брачный и продолжался до тех пор, пока у юноши не вырастала борода и волосы на теле.

Если спартанская педерастия связана главным образом с воинскими делами, то в Афинах сильнее звучат гражданские мотивы. Педерастия в Афинах была узаконена в начале VI в. до нашей эры Солоном, который ставил любовь к мальчикам. "в число благородных, почтенных занятий". Культовым воплощением мужской любви стал образ героев-любовников Гармодия и Аристогитона. Прельстившись красотой юного Гармодия, младший брат правившего в это время тирана Гиппия Гиппарх попытался ухаживать за юношей, а встретив отказ, грубо оскорбил его сестру. Чтобы смыть оскорбление, молодые люди составили заговор для свержения тиранов (514 г. до н.э.). Им удалось убить Гиппарха, но Гиппий ускользнул. Гармодий был убит на месте, а Аристогитон умер под пытками, не выдав ни одного из своих сообщников. Когда несколько лет спустя Гиппий был свергнут, Гармодий и Аристогитон стали символом борьбы за свободу и демократию и были первыми людьми, которым благодарные сограждане в 506 г. до н.э. поставили статую на центральной площади города.

Однополая любовь имела и важные психологические функции. Характерный для афинского общества дух соревновательности, одинаково сильный и в спорте, и в политике, порождал напряженную потребность в эмоциональном тепле и самораскрытии. В общении с кем мог афинянин удовлетворить эту потребность?

С женой? Приниженное социальное положение афинской женщины делало это невозможным. В древнегреческой культуре очень сильны мотивы мизогинии, неприязни к женщинам и страха перед ними. Афинский брак не был любовным союзом. Жена, которая по возрасту часто годилась супругу в дочери, была хозяйкой домашнего очага и матерью его детей, но практически не покидала женской половины дома и не участвовала ни в каких мужских занятиях. Кроме законной жены, афинянин мог посещать проституток и, в редких случаях, поддерживать постоянные близкие отношения с высокопоставленными и образованными гетерами. Но психологической близости и тут большей частью не возникало. Идея равенства полов глубоко чужда древнегреческой культуре.



Невозможна была и интимная близость между отцами и детьми. Мужчина-афинянин проводил дома очень мало времени. До шести лет дети воспитывались в женской половине дома, под опекой матерей, затем мальчиков отдавали в школу, где их обучали специально подготовленные рабы-педагоги. Жесткая семейная дисциплина порождала психологическую отчужденность и напряженность. Проблема отцов и детей в классических Афинах была весьма острой.



Школа? Древнегреческая теория воспитания, "пайдейя" не знает понятия формального обучения, более или менее безличной передачи знаний и навыков. По словам Ксенофонта, никто не может ничему научиться у человека, которого не любит. Воспитание - это исключительно глубокое личное общение, где старший является одновременно наставником, другом и идеалом младшего и, в свою очередь, испытывает к нему чувства дружбы и любви. Наемный педагог, даже независимо от своего рабского статуса, не мог удовлетворить этой потребности.



В этих условиях гомоэротическая дружба-любовь между мужчиной и мальчиком (юношей) становится уникальным и незаменимым институтом социализации. Дополняя то, чего не могли обеспечить другие социальные институты, она фокусировала в себе весь эмоциональный мир личности и была исключительно значима для обеих сторон. К ним относились с большим уважением. Греческая скульптура часто изображает обнаженное мужское тело. Но греческая культура - культура самообладания, распущенность и эксгибиционизм ей глубоко чужды. Так же сдержанна и греческая гомоэротика.



Как и другие народы, греки имели развитый фаллический культ. Символическое изображение эрегированного члена было не только символом плодородия, но наделялось охранными, отпугивающими функциями. Греки даже ставили у своих домов и храмов специальные столбы, посвященные Гермесу, - гермы, с человеческой головой и эрегированным членом, которым приписывалась функция отпугивания врагов. В обычных изображениях греческие художники и скульпторы предпочитали небольшие, "мальчиковые" размеры, наделяя длинными и толстыми членами только похотливых и уродливых сатиров. Мужчины изображаются без волосяного покрова, даже на лобке, с нормальной мошонкой и сравнительно коротким и тонким членом, головка которого, даже в состоянии эрекции, стыдливо прикрыта длинной и торчащей, как у маленьких мальчиков, крайней плотью.



Если разнополый секс, объектами которого были куртизанки или рабыни, часто изображался порнографически, во всех подробностях, включая фелляцию и анальную пенетрацию, то гомоэротические сцены, как правило, ограничиваются ухаживанием. Опираясь на эти изображения, некоторые исследователи полагали, что сексуальные контакты между эрастами и эроменами вообще ограничивались взаимной мастурбацией и трением друг о друга. Это, конечно, наивно. Но поскольку рецептивная позиция считалась для мужчины унизительной, ее не показывали публично. Речь ведь шла о свободнорожденных мальчиках, которые завтра станут полноправными гражданами.



Очень богата греческая гомоэротическая лирика. Хотя большинство греческих поэтов одинаково усердно воспевали женщин и мальчиков, пол любимого существа, вопреки наивному суждению Энгельса, был им далеко не безразличен. Рассказывают, что когда Анакреонта спросили, почему он слагает гимны не богам, а мальчикам, он ответил: "Потому что они - мои боги". В стихах, обращенных к конкретным мальчикам, греческие поэты выражают самые разнообразные оттенки любовных чувств - страсть и жажду обладания, чувство зависимости от любимого, ревность, жалобы, поучения, ласковые наставления, потребность в слиянии душ.



Душу свою на губах я почувствовал, друга целуя:

Бедная, верно, пришла, чтоб перелиться в него

(Платон. Агатону, пер. О. Румера)



Любовь к юношам, по Платону, эмоционально столь же насыщенна и благородна, как любовь к женщинам, но значительно превосходит последнюю в степени духовности. Это не просто телесная страсть и жажда обладания, но и обмен высшими духовными ценностями. Хотя зрелый мужчина социально стоит выше мальчика, любви которого он домогается, он не имеет над ним власти. В отношениях с эроменом он -- зависимая сторона, почти раб. Он может, как тень, ходить за полюбившимся мальчиком, но не смеет даже объясниться ему в любви, пока тот не достигнет надлежащего возраста. И даже после этого решение принадлежит эромену. Персонажи платоновских диалогов свободно обсуждают между собой плюсы и минусы однополой и разнополой любви, но стыдливо краснеют и немеют при встрече с любимыми.



Чувства любящего и любимого, в описании Платона, так же асимметричны, как и их роли. Эраста влечет к мальчику страсть, которой эромен до поры до времени не знает: "Он любит, но не знает, что именно. Он не понимает своего состояния и не умеет его выразить; наподобие заразившегося от другого глазной болезнью, он не может найти ее причину -- от него утаилось, что во влюбленном, словно в зеркале, он видит самого себя; когда тот здесь, у возлюбленного, как и у него самого, утишается боль, когда его нет, возлюбленный тоскует по влюбленному так же, как тот по нему: у юноши это всего лишь подобие отображение любви, называет же он это, да и считает, не любовью, а дружбой. Как и у влюбленного, у него тоже возникает желание -- только более слабое - видеть, прикасаться, целовать, лежать вместе, и в скором времени он, естественно, так и поступает. Когда они лежат вместе, безудержный конь влюбленного находит, что сказать возничему, и просит хоть малого наслаждения в награду за множество мук. Зато конь любимца не находит, что сказать; в волнении и смущении обнимает тот влюбленного, целует, ласкает его, как самого преданного друга, а когда они лягут вместе, он не способен отказать влюбленному в его доле наслаждения, если тот об этом попросит. Но товарищ по упряжке вместе с возничим снова противятся этому, стыдясь и убеждая".



Поведение мальчиков подчинялось строгому этикету. Самые красивые мальчики пользовались в Афинах почти таким же почетом, как герои спорта. Но они должны были проявлять сдержанность и строгость, чтобы не оказаться "дешевкой". Мальчик, слишком легко или из корысти согласившийся, чтобы его ласкали, терял репутацию, и это могло помешать его будущей политической карьере. Некоторые афиняне вообще считали роль эромена сомнительной.



Так же строго регулировалось поведение мужчин. В Афинах легально существовала мужская проституция и даже публичные дома. Свободнорожденный афинянин не мог заниматься этим ремеслом, но на военнопленных, метеков и иностранцев запреты не распространялись. Хотя любить мальчиков было "нормально", афинянин, уличенный в сексуальной связи с другим мужчиной за деньги или другие материальные блага, лишался своих гражданских прав, не мог занимать выборную должность, выполнять жреческие функции и даже выступать в народном собрании или перед советом старейшин. Любые обвинения и намеки такого рода были крайне оскорбительны, особенно они усугублялись "пассивной" сексуальной позицией.



Древнегреческая педерастия - классический пример разновозрастных отношений. Но хотя в принципе эраст должен был быть старше эромена, возрастная разница между ними могла быть незначительной, а само старшинство - социально-символическим. Словом paides так называли мальчиков до 15 лет, но иногда возраст повышался до 18 лет. По свидетельству Платона и Аристотеля, половая зрелость у мальчиков наступала в 13-14 лет, а переходный возраст от детства к взрослости продолжался в среднем от 16 до 20 лет. Юноши старше 18 лет назывались с Афинах эфебами (отсюда -- позднейший термин эфебофилия, сексуальное влечение к юношам).



Хотя закона, формально запрещающего связи с маленькими мальчиками, в Афинах не было, обычай считал их недопустимыми. Верхнюю границу "эроменского" возраста греческие авторы связывали с появлением бороды и волос на теле, относя это к 21 году. Некоторые юноши стыдились появления усов и волос на ногах, опасаясь, что это уменьшит их привлекательность, и пытались их сбривать или выщипывать. Практически же это было делом вкуса.



Короче говоря, в архаической Греции педерастия имела определенные сакральные, инициальные компоненты. Утратив их, она переместилась из общественной жизни в частную, стала более тонкой, индивидуальной и психологически разнообразной, но одновременно - морально проблематичной. Простые, бедные и не особенно просвещенные люди часто относились к ней подозрительно, как к причуде богатых и знатных, угрожающей семейному очагу. Эта тема звучит в комедиях Аристофана, хотя сама по себе однополая любовь для него вполне приемлема.



Платон в конце жизни, явно по политическим мотивам, писал, что вообще "мужчины не должны сходиться с юношами, как с женщинами, для любовных утех", потому что "это противоречит природе". Сомнения педагогического и этического порядка высказывал и Аристотель. Хотя педерастия для него нормальна и естественна, философ обеспокоен возможностью совращения мальчиков. В своей "Политике" он рекомендует воспитывать мальчиков до 7 лет дома, не давать подросткам смотреть непристойные картины и скульптуры, за исключением религиозных, не позволять им посещать слишком вольные театральные представления и т.д.



У поэтов и философов эпохи эллинизма любовь к мальчикам становится сугубо индивидуальным делом. Их отношение к однополой любви зависит главным образом от их отношения к чувственности. Философы, признающие право человека на удовольствие, обычно, с теми или иным оговорками, признают и правомерность любви к мальчикам, тогда как для тех же, кто отрицает чувственные радости, она принципиально неприемлема. По словам философа Плотина (204-270), истинные мыслители одинаково презирают красоту мальчиков и женщин.



А как обстояло дело с любовью между женщинами? Греческое общество не придавало женской жизни самостоятельного значения. В сферу публичной жизни женская сексуальность не входила, а что происходило на женской половине дома, если при этом не нарушалась святость семейного очага, никого не интересовало. Единственная древнегреческая женщина, которая воспевала женскую любовь и чье имя стало нарицательным - Сафо (Сапфо) родилась на острове Лесбос, принадлежала к аристократической семье, почти всю жизнь прожила в городе Митилене, имела троих братьев, была замужем и имела дочь Клею. Предполагают, что Сафо была наставницей группы молодых незамужних аристократических девушек, которые приезжали из разных концов Греции учиться красоте, музыке, поэзии и танцам. Из девяти книг лирики Сафо, сохранилось около 200 фрагментов, многие - всего из нескольких слов.



Поэзия Сафо целиком посвящена женской любви, описанию юной девичьей красоты, нежного тела, радости встреч и горести разлук.



Эрос вновь меня мучит истомчивый -

Горько-сладостный, необоримый змей

(пер. В. Вересаева)



Этот тип любви не вписывался ни в греческий, ни, тем более, в христианский канон. Позже ее стали называть "сапфизмом", а затем лесбиянством.



Древнегреческая педерастия уходила своими корнями в древние традиции мужских союзов и инициаций, а затем была облагорожена философским "педагогическим эросом". В древнем Риме не было ни того, ни другого. Главным институтом социализации детей здесь была семья. Иным было и древнеримское отношение к телу и эмоциям. Римляне не допускали публичной наготы, статуи мужчин у них, в отличие от греческих, всегда одеты, а знаменитые римские бани, единственное место, где римляне общались нагими, предназначались исключительно для расслабления и удовольствия.



Если в Греции любовь к мальчикам считалась мужественной и пользовалась уважением, то в Риме она ассоциировалась с женственностью и считалась культурно чужеродной. Ее носителей обозначали исключительно греческими словами, причем все они имели отрицательный, оскорбительный смысл, подразумевая изнеженность, женственность, пассивность.



Это не значит, что однополого секса в Риме не было. Наоборот, он был распространен очень широко, но это был совершенно другой секс. Если в Афинах он был привилегией свободных людей, то в Риме его законными объектами были только зависимые, подчиненные лица, - рабы и проститутки, стоявшие вне официального общества. Свободнорожденный мальчик любого возраста был табу, его совращение наказывалось смертью. Зато с рабами можно было делать все, что угодно. Одним нравились юные мальчики, другие предпочитали молодых атлетов. Единственное, чего следовало безусловно избегать, это рецептивной позиции. По словам Сенеки-старшего, отца философа, для свободного мужчины рецептивная роль - позор, для раба - самый безусловный долг по отношению к хозяину, а для вольноотпущенника - добровольная моральная обязанность.



Бисексуальный Кай Юлий Цезарь был, по ироническому выражению Куриона-старшего, "мужем всех жен и женой всех мужей". Но того, что он в двадцатилетнем возрасте позволил себе, видимо, за деньги, переспать с царем Вифинии Никомедом, ему не забывали всю жизнь. Даже собственные легионеры в шутку называли его "царицей Вифинской". Надо было обладать талантами Цезаря, чтобы этот эпизод не воспрепятствовал его политической карьере.



Обвинения в связях с мужчинами или юношами были стандартными приемами политической риторики для дискредитации политических противников. Особенно изощрялся по этой части Цицерон, причем делал это совершенно цинично: когда речь шла о его друзьях, Цицерон их защищал, подчеркивая, что "это не преступление", тогда как, становясь обвинителем, он сразу же вываливал на стол целый ворох сплетен. Хотя сам, по свидетельству Плиния-младшего, писал любовные стихи своему вольноотпущеннику Тирону.



Нормативная и бытовая римская эротика подчеркнуто бисексуальна: важен не пол партнера, а то, какое удовольствие он доставляет. Марку Антонию Светоний приписывает слова: "Какое значение имеет, куда или в кого ты это всунешь?" Страстная любовь Гая Валерия Катулла (87-54 до н. э.) к прекрасной "Лесбии", не помешала ему посвятить 4 стихотворения неразделенной любви к юноше Ювенцию. Тибулл, отчасти предвосхищая Овидия, сочинил стихотворное руководство по обольщению мальчиков, но его собственный опыт по этой части оказался не очень удачным: поэт жалуется на неразделенную любовь к юноше Марату, который предпочел ему более богатого поклонника. Проперций (1 в. до н.э.) влюблен в женщину, но в грустную минуту желает своим врагам любить женщин, а друзьям - мальчиков, педерастия - "спокойная река, где не бывает кораблекрушений: что может произойти в таком узком пространстве?" У Квинта Горация Флакка (65-8 до н.э), который жил и умер холостяком, есть "тысяча страстей для девушек и тысяча страстей для мальчиков", но эти страсти довольно спокойные. Другу, переживающему любовную драму, поэт советует утешиться в объятиях юной рабыни и раба, избегая сильной привязанности к ним. Впрочем, женщины у Горация явно на первом месте. Еще более недвусмысленно предпочитал женщин Овидий, хотя мифологические образы Орфея, Ганимеда, Аполлона и Гиацинта, Нарцисса и других из его "Метаморфоз" стали источником вдохновения для позднейшей гомоэротики. Напротив, болезенный и застенчивый холостяк Вергилий (70-19 до н.э.), любил исключительно юношей. Созданные им образы влюбленных друг в друга юных пастухов стали в дальнейшем "иконами" однополой любви, а их имена, например, "Коридон" стали нарицательными.



Однако римский гомоэротизм был верхушечным явлением, а сексуальная практика императорского Рима, где для власть имущих не было ничего запретного, - из двенадцати цезарей, биографии которых составил Светоний, связей с мужчинами не имели только двое, причем многие из этих связей были вызывающе-садистскими, - еще больше ухудшил его репутацию, символизируя в глазах населения всеобщее падение нравов и разложение общества. Реакцией на это было усиление аскетической морали, ориентированной на самоконтроль и сексуальное воздержание.



Едва ли нее единственный возвышенный пример однополой любви времен поздней Империи - чувство императора Адриана (76-138) к юному красавцу греку Антиною. Когда тот утонул, купаясь в Ниле, император повелел обожествить его, основал в его честь город Антинополис и поставил его статуи и бюсты во всех больших городах Империи. Вряд ли новый культ пришелся по вкусу его подданным, однако образ Антиноя, запечатленный во множестве скультур, стал популярным символом юношеской красоты и изящества, которых не может разрушить даже преждевременная смерть. Французская писательница Маргерит Юрсенар посвятила любви Адриана и Антиноя исторический роман, написанный в форме воспоминаний Адриана, а португальский поэт Фернандо Пессоа -- поэму "Антиной" (1918).

© И.С. Кон

 

---

ХДДДДДДДДДДДДДД

@темы: Йумор, tumblr такой tumblr, Jared Padalecki, Фото

---

Эндрю (не подскажете откуда?)

Мартин

@темы: Martin Freeman, Andrew Scott, tumblr такой tumblr, Фото, pic

---

Так, официально объявляю этот день началом новой жизни
не пью, не курю, не ругаюсь матом, худею!!!
и если тут появится пьяный пост с матюками и сигаретным дымом вперемешку с запахом еды, можете закидать меня кирпичами!

@темы: ВНЕЗАПНО!, флудеразм

---

Вербаааааааааааа *верещит*

ПРЕДУПРЕЖДАЮ!!!!!!"

можно умереть

@темы: Люю, Секас делать, Martin Freeman, жареные соски (с), НЦы прям на месте, охуевать охуевашеньку!, Benedict Cumberbatch, tumblr такой tumblr, Фото